— У моей мамы скоро день рождения. Не знаю, что ей подарить. Раньше мы с папой всегда что-нибудь придумывали.
— А чего ей больше всего хочется?
— Маме?… Больше всего ей хочется на остров Пасхи.
— Куда?
— На остров Пасхи. Ну, где идолы… Там тишина и никаких больных. Она же врач, устает.
— Вообще-то можно что-нибудь придумать.

Будто подслушанный зрителем разговор двух детей, прогуливающихся с собакой по темной зимней набережной Невы, высвечивает главный аналитический вопрос, вокруг которого строится киноповествование: что хочет женщина, пережившая развод.

Я не могу вспомнить более интересной и глубокой драмы о жизни после развода с участием детей, чем в фильме «Дети как дети», снятом режиссером Аян Шахмалиевой по сценарию Юлиу Эдлиса в 1978 году. Специфическая эстетика советского кино с его неспешным ритмом, длительными паузами, своеобразной музыкой (в данном случае это минорные виолончельные и арфовые композиции Бориса Тищенко) создают то особое состояние, которое отличает реалистичное кино периода 70-80 годов прошлого столетия.

Довольно странно, что такие темы сценаристы и режиссеры обходят стороной, либо касаются какого-то одного аспекта, обычно основываясь на идее нарциссического фантазма, в котором партнер не может быть заменен никем другим («С любимыми не расставайтесь», «Вечное сияние чистого разума») либо наоборот, пропагандируется идея о лучшем повторном шансе. Что происходит с желанием после развода, ведь оно не исчерпывается мгновенно с изменением статуса, эта проблема подвергается киноинтерпретации довольно редко.

 

Фильм начинается с того, что на встречу с дочерью Олей (Маргарита Сергеечева) вместо отца приходит Дима (Никита Михайловский) — сын его нынешней жены Татьяны (Ада Роговцева). Позже становится известно, что отец Оли — хирург Игорь Владимирович (Александр Калягин) — развелся с матерью Оли четыре года назад, и дочь все это время не была знакома с новой семьей отца и не была в их доме. Вера (Маргарита Терехова) — мать Оли, которая тоже работает врачом, — против общения дочери с членами новой семьи отца. Вокруг этого проблемного узла и желания матери и строится киноповествование. Картина демонстрирует, как дети, только вошедшие в пубертат, включены в семейные отношения. И я хочу сделать акцент на том, как функционирует невротический симптом, формируясь вокруг желания другого.

На первой встрече подростки, присматриваясь друг к другу, демонстрируют враждебность и конкуренцию, но интерес и влечение берет верх, и встречи повторяются. Влечение обусловлено предысторией, в которой каждый из персонажей уже предстает в определенной роли. Оля, отец которой теперь живет в другой семье и принимает участие в воспитании Димы, задается вопросом, в каких они отношениях: «Кто он тебе? Сын?» Но больше ее волнует вопрос мужской нехватки: почему и куда ушел отец.

О Диме мы знаем только то, что он болезненный мальчик, учится в художественной школе, с отчимом отношения довольно прохладные. У мальчиков и с родными отцами обычно отношения не ахти какие, а с отчимами и подавно. По факту Дима заменяет Оле ее отца — едет с ней в Пенаты, проводит время, отчасти поддерживая желание другого, которым является, скорее, вовсе не отец, а его мать, которая оказалась виновницей того, что Оля осталась без отца. Но постепенно на первый план выходит другое желание, которое уже не сводится к поддержке желания другого: «я вам не нянька». Это желание зарождается как идея, набросок, этюд, который требует доработки. Картина, подаренная Оле при ее отъезде, является символом и продуктом этого желания. Дима рассказывает историю о Ван Гоге, который сперва хотел быть проповедником, но когда понял, что ничем не может помочь людям, стал рисовать. Так и у Димы поддержка желания матери уступает другому желанию.

В фильме не говорится о происшествии, которое произошло четыре года назад и привело к разводу, но можно догадаться, что связь хирурга с болезненной Татьяной, которая «любит его больше жизни», скорее, является врачебной ошибкой — связью врача с пациенткой. Уход Игоря из семьи оказался болезненным для жены и дочери, но при всей болезненности очевидно, что Вера могла это вынести в отличие от Татьяны, терзаемой виной, которую и считывает ее сын и с готовностью предоставляет себя Оле и ее матери в попытке загладить материнский промах.

 

Счастливой жизнь Игоря в новой семье назвать тоже сложно — слишком высокую цену он платит за эти перемены. Нельзя сказать, что он разлюбил Веру. Такая сильная привязанность к дочери говорит об обратном. А сцена, когда отец с дочерью остаются наедине после признания Веры, что она собирается замуж, и вовсе эротична для обычных отцовско-дочерних отношений.

— А маму ты уже совсем не любишь?
— Это совсем другое.
— Почему другое? Вот меня ты любишь?
— Люблю, больше всех на свете люблю.

В свою очередь Оля сначала тоже следует желанию своей матери, сопротивляясь встречам и скрывая свою связь с Димой, но у нее есть и собственное желание, связанное с интересом к мужской нехватке. Убедившись, что отношения Димы с отцом вовсе не идентичны ее отношениям с ним, ее расположение к Диме, а позже и к его матери, становится менее враждебным. Особенно это проявляется в тот момент, когда Оля приходит готовить бульон для больной Татьяны. Вместо коварной разлучницы она видит больную слабую женщину, заботу о которой берет на себя сын. Оля идентифицируется с отцом, надевает его тапки, пресекает женские заискивания Татьяны, показывая, что не нужно пытаться ей понравиться, и разговаривает как врач:

— Померьте температуру, вечерняя температура очень важна.
— Давай-ка мы с тобой не будем говорить о болезнях, я их терпеть не могу.
— А о чем же мы тогда будем?

И тут же спрашивает о главном:

— Вы очень любите папу?
— Очень. Больше всех на свете. Может быть даже больше жизни.

Это не сколько признание в любви, сколько извинение, которое Оля принимает — принимает за себя и свою мать.

 

После встречи Оли с Татьяной, предоставив им возможность выяснить отношения самим, Дима частично лишается груза материнского желания, все сильнее он готов удовлетворять желание Оли. В знак благодарности Дима рисует картину матери Оли — не остров Пасхи, но частичку своего мира юного художника, познавшего горькую цену счастья своей матери.
В прощальной сцене в аэропорту Дима дарит Оле картину с девочкой, которая подарила ему вдохновение и щемящее чувство зарождающейся влюбленности.

Оля с матерью улетают, и двое мужчин провожают их — двое, которые не собираются прекращать свою инвестицию. Даже если брак давно распался, даже если Оля и Вера улетают, желание не прекращается с изменением статуса и личного присутствия: «Ну, ничего, ты же приедешь, правда?»