«А сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все. Мало, кто может это делать.» К бессмертной цитате Кличко стоит добавить трамповское: либо все могут, я так думаю, либо нет.

Это не шутки, это жизнь.

Это лето выдалось очень непростым во всех смыслах, но я хочу сказать как психоаналитик, что наблюдаю у всех пациентов обострение невротической симптоматики – вот просто у всех без исключения. В лакановской парадигме рассматриваю ее как ужесточение требования Другого, представляющего инстанцию супер-эго, в общем символическом поле.
В первый год войны у пациентов, несмотря на переживаемый ужас вторжения Реального, а частично и благодаря ему, требование заметно ослабело и субъекту было достаточно того, что он выжил, справился с блекаутом — и наступала разрядка. К тому же его подогревало чувство того, что «нас услышали», гордость за страну, которая сопротивляется и уверенность, что скоро все закончится, основанная на знаниях о том, что закон и правовые нормы существуют и действуют для всех.

Но все пошло не так. Мир оказался гораздо сложнее, прежние стратегии не работают, а знания о международном праве о мире и безопасности оказались фантазмом, а не символической опорой. Что же в таком случае переживает субъект, гражданин воюющей страны, на которую напали? Либо убегает, либо вынужден выживать в условиях, мало пригодных для жизни. Нужно либо адаптироваться, либо … (умереть, сопротивляться, сойти с ума, расщепиться – нужное подставить, это тоже ответ на предлагаемые условия).
А выглядит это примерно так: если вечером удалось уснуть, учитывая бесконечные тревоги, либо провести бессонную ночь в бомбоубежище, то утром нужно проснуться и идти на работу, где чаще всего мало кого интересует, готов ты трудиться или нет, но требование никто не отменял. Все знают о каком-то повальном сокращении в более-менее крупных компаниях, особенно, если они зарубежные, об украинском бизнесе – отдельная история, мало кто выживает. Можно увидеть бесконечные ряды пустующих площадей, зазывающих новых арендаторов или вывески с названиями магазинов, которых уже давно нет. Тут же шквал новостей о рейдерских захватах и ужесточение надзора по налогообложению.
Далее. Включаю новостной канал: милая девушка совершенно отчужденным поставленным голосом рассказывает об очередной атаке на Киев: разрушенных домах и пострадавших людях, и тут же добавляет про «героїчних незламних киян», на другом канале продолжается «потужна потужність» и «незламна незлімність» и бесконечная очередь ожидающих донаты для фронта.

Тут же за каждым кустом тебя поджидают тцкшники, которым необходимо выполнить план по поимке резерва для мясных штурмов, ведь на фронте та самая «п…», как вчера написал Богдан Кротевич, о которой все знают, но мало кто говорит. А если вдруг твои пальцы привыкли держать смычок скрипки, а не автомат, и ты пытаешься сопротивляться, тебя запишут в ухилянты и предатели. Ведь это именно из-за них на фронте проблемы, а не из-за тех, кто нас готовил к шашлыкам, а не к войне.
Далее поток новостей, зазывающих на шоу и фестивали – на любой вкус. И тут нас поджидает еще одно требование: надо жить и веселиться, несмотря на… Но никто не знает, как быть с ежедневным трауром, ведь каждый день гробы и похороны… И это чей-то муж, сын, премянник, знакомый.

Да, тут же еще не дай бог высказаться по любому поводу, тебя никто не будет слушать, если «не на мові». Ведь во всем виноваты русскоговорящие, из-за них путло напало.
Кстати, а напали чего? Четвертый год война длится, а так и непонятно: за что? А самое обидное, что не за что, просто под руку попались. Это националисты кричат, что русня хочет истребить всех украинцев. Как бы, да, но это не потому что мы такие особенные, а просто подручные – удобно, но на нашем месте мог быть ЛЮБОЙ. Войной они выясняют отношения не с нами. Мы заложники в этой войне. Путло выясняет отношения с коллективным Западом, а мы являемся просто заложниками, и от нас мало что зависит. Это надо признать, а признавать это ой как не хочется, мы же уже присвоили означающее «герої», но, к сожалению, никто не хочет признать, что они умирают.

«Жизнь моя дешево стоит, цену мне смерть придает. Но со смертью я цену теряю. Кто я?»

Когда-то давно я написала новеллу, в которой предлагала вместе с читателем разгадать эту загадку. Русский пихопат приставил пистолет к виску Украины, взвел курок и что-то требует. Грозится убить, отрезает по кусочку и показывает всему миру, а те в лучшем случае выказывают озабоченность, грозят пальчиком и отправляют обескровленному заложнику гуманитарку, чтоб держался. Только заложник, увы, не признает, что оказался в таком неугодном месте, он злится на себя, что такой хлипенький и хорохорится, у него и кровь еще есть, и не все пальцы отрезаны. Вот она – аутоагрессия, исходящая из идентификации со всемогущим нарциссическим объектом, та сама «потужная потужность», которая готова себя порешать, делая вид, что от нее что-то зависит. Это ситуация симптома, который выгоден всем: заложнику, который думает, что он супер важен, и Другому, для которого разыгрывается этот кровавый спектакль. Истязает себя, что не может сам с этим справиться, а должен. Но почему должен? Он жертва, он может только сопротивляться и взывать о помощи, призывать к исполнению правового акта усмирения и наказания преступника. Но у коллективного Запада много ликов – и не все они едины в своем видении ситуации.

Но вернусь к отдельно взятому невротичному субъекту, который проживает в стране-заложнике. Увы, он является еще большим заложником, потому как жители — они же избиратели – вынуждены покрывать своими телами и жизнями проколы стратегии руководства страны, которая незаконно присвоила себе героизацию сопротивления народа и на этом топливе решила нестись на гребне волны успеха, но топливо постоянно приходится подогревать новыми вбросами ужесточения. В отличие от психопатов и нарциссов невротик прекрасно осведомлен о своей недостаточности и несоответствии с воображаемой фигурой Давида, сражающегося с Голиафом, но ожесточение требований ощущает на своей шкуре буквально: рассыпается тело, включаются всевозможные симптомы, говорящие о несогласии с тем структурным местом, в которое его пытаются заключить.

Как субъект попадают в это место двойного капкана и становится козлом отпущения можно проследить на ребенке, который не справляется с давлением социальной и учебной повестки, а родители вместо того, чтобы увидеть проблему и со своей стороны скорректировать это давление, только и могут, что отвесить оплеуху и засадить ребенка за учебники. Делают они это и из невежества, но больше от своего собственного бессилия перед требованием, озвучиваемым бессердечным общественным Другим.

Вот и получается, что «потужна потужність потужного пі..ора потужно потужить незламний народ».

Если дочитали до конца, хочу предложить подписаться на мой новый ТГ-канал, посвященный психоаналитическим заметкам, под названием «Невписуемое»