Для портала «Ревизор»

О новой книге, женском субъекте и о том, почему болонке нужно непременно сдохнуть, с Еленой Груздевой беседует филолог и психоаналитик Инна Данчева. Сборник эссе о психоанализе, театре и кино «Болонка, сдохни!» вышел в книжном импринте «Литературное бюро Натальи Рубановой – Издательские Решения» в 2021 году.

Елена, рада, что наконец-то «Болонка» увидела свет и что напечатанные в разных изданиях работы вышли под одной обложкой. С чем особо поздравляю Наталью Рубанову, явно чувствующую тренд и имеющую вкус к подобным психоаналитическим текстам. Скажи, а ты как автор почувствовала изменение дискурса, когда работы вышли одним корпусом? Ведь «Болонка» объединила разных героинь твоих эссе и своей тенью отметила их судьбы.

Спасибо, что разделяешь со мной эту радость выхода книги. И я очень благодарна Наталье за то, что она взялась издать сборник такого непростого жанра в своем «Литбюро» («Литературное бюро Натальи Рубановой«), и теперь моя книга находится в ее импринте рядом с книгами таких замечательных писателей, как очень уважаемый мной Андрей Бычков, Ольга Балла, Татьяна Дагович и другие, с которыми мне еще предстоит познакомиться. Наталья не тот коммерческий издатель, который думает лишь о продажах, ее заботит прежде всего литература. Под крылом своего импринта она собирает интереснейшие образцы современной русскоязычной прозы, публицистики, эссеистики. Это может быть необычная, сложная, провокативная или не совсем «удобная» литература, поэтому я радуюсь и горжусь тем, что сборник издан в «Литературном бюро» Натальи. Хотя, стоит признаться, что первоначально я видела его в каком-нибудь научном издательстве, но тогда его вряд ли увидели бы читатели, не имеющие доступ в психоаналитическое сообщество. Поэтому все произошло наилучшим образом, на мой взгляд.

Помню этот трепетный период, когда я подбирала эссе для книги… Кстати, далеко не все были опубликованы ранее в каких-то изданиях. Некоторые эссе писались специально для сборника и их больше нигде нельзя прочесть, а другие – наиболее известные – наоборот, я посчитала лишними и не включила.

Не уверена, что сосуществование под одной обложкой изменило дискурс, но то, что это привнесло дополнительные смыслы, – безусловно. Как написал в комментариях один мой знакомый: «Теперь обязательно нужно прочесть и разобраться, почему болонке нужно сдохнуть». Так название влияет на подход к чтению. Теперь каждое эссе незримо помечено этой загадкой, которую придется разгадывать читателю.

Да, я именно об этом. О том, как «болонка» создаёт особое место, каким знаком наделяет своих героинь. Какую осуществляет работу, будучи любящей или любимой, совершая переход из одного статуса в другой или оставаясь равной своему образу и выбору. «Болонка» виртуозно сложилась в качестве метафоры, но то, что она… «сдохни», вот это повелительное наклонение в названии, позволяет мыслить ее не просто как образ, а уже как акт высказывания, за которым стоит определённая механика желания. Что это за желание?

Ты очень точно говоришь о желании как о механике, это даже не переход из одного статуса в другой, как «любящая в любимую» или наоборот, хотя «болонка» занимается и этим тоже. Желание находится по другую сторону этой дихотомии. И когда «болонка» туда попадает, она перестает ею быть. По сути, этот акт высказывания – не повелевание, а указание структурного места. Наверное, это сложно понять вне контекста.

Тогда приблизимся к тексту. Есть ли героиня, которая напрямую отражает эту «болонку», поскольку в разных эссе спектр крайне разнообразный, можно даже задать некоторую шкалу того, как они все распределены?

Впервые «болонка» появляется во «Вдовах». В современном фильме МакКуина есть буквальный персонаж – собачка, болонка, олицетворяющая безответную любовь и привязанность к своему хозяину, но в какой-то момент она просто исчезает с экрана. В английском сериале реальную собачку действительно убивают, буквально топчут ногами брутальные мужчины. И после ее смерти главная героиня Долли из любящей жены превращается в главаря женской банды – ее «внутренняя болонка» убита.

В фильме МакКуина болонку олицетворяет одна из вдов – блондинка Элис. Она объект любящий, который не мыслит себя без мужчины, обслуживает только его желание. Но в конце фильма она уже становится другой. Помнишь эпизод, который я интерпретирую как перекрестную идентификацию? Когда Веронике нужна была поддержка, почему-то она обратилась именно к самой слабой Элис. Они повздорили, и Вероника ее ударила, но та, схватив ее за руку, сказала, что не позволит так с собой обращаться никому и никогда. В этот момент она уже стала другой. Та, которая хватает за руку, дает отпор, могла быть только Вероникой, но такой уже стала Элис. В финале, когда они заходят в кафе, и мы видим их в зеркальных отражениях, они уже идентичны.

Свое эссе я заканчиваю такими словами: лозунг «Болонка, сдохни!» можно вложить в уста Долли в английском сериале, который описывает вторую волну феминизма. Это совершенно другие женщины. Долли во многом отличается от Вероники, хотя они играют одного персонажа. Долли плачет за своей болонкой, но оплакав ее, становится железной женщиной. В отличие от нее Вероника никогда не скажет «Болонка, сдохни!».

Появляется «болонка» и в «Пенита. Опере», она живет в пожизненно заключенных женщинах в Качановской колонии, только в опере она называется «овцой». На протяжении оперы несколько раз Виолончель задает вопрос «Чем воняет?», и ближе к концу ей отвечает Плохая Скрипка, что это сдохла ее «внутренняя овца». На что она отвечает, что да, я овца, но я Божья овца, а вы просто овцы. Этот вопрос подводит к размышлению о том, «чья ты болонка», впрочем, сам персонаж подразумевает наличие хозяина.

Следующая «болонка» – графиня Ливия Серпьери. Мы видим ее падение в фильме «Senso» Лукино Висконти и становимся свидетелями ее расщепления и гибели в спектакле «Insenso»; если быть точнее, это опера без музыки, которую написал современный греческий драматург Димитрис Димитриадис и поставил очень интересный греческий режиссер Эммануил Куцурелис, который, к сожалению, недавно нас покинул, но с моим эссе успел ознакомиться.

Ну и, конечно же, шекспировская Офелия, которую знают все, и Хлоя – героиня романа Бориса Виана «Пена дней», которую знают далеко не все, но она заслуживает особого внимания.

Хлоя и правда удивительная фигура в гирлянде твоих женских персонажей. Она не занимает место отброса или маленького объекта, не стремится к перевоплощению, но ей хорошо знакомо Реальное, и опыт смерти в буквальном смысле пронизывает ее существование. Кстати, как вам с фотохудожницей Антониной Симоновой удалось ухватить эту тонкую грань между Реальным и Воображаемым, на которой вибрирует Хлоя? Как вообще воплотить это смещение в кадре, не утратив подлинности литературного источника и при этом решившись на приращение новых смыслов в перформативном жесте?

Это был очень интересный проект. И когда мы его начинали, то еще не знали, каким будет финал. Думаю, сыграла магия встречи художника с психоаналитиком, и в главной роли выступило бессознательное. Антонина предложила мне роль Хлои. О своей задумке она рассказывала давно, еще до проекта с Офелией, но я не чувствовала себя Хлоей – это не моя «болонка». Но тут началась пандемия ковида, люди болели и умирали от удушья, а под Киевом горели торфяники, поэтому долго вживаться в роль не пришлось. Благодаря этому проекту я открыла для себя Бориса Виана – и не только как писателя, но и как потрясающего музыканта, его биография порой так же сюрреалистична, как и его произведения. Но сначала мы столкнулись с тем, что у нас было совершенно разное видение Хлои. Я ее не понимала, злилась на нее, пыталась невротизировать и спасать, ведь это субъект без нехватки, она полна изначально. У Антонины был иной взгляд. В результате получился не просто визуальный проект, перформанс, но и интересное обсуждение, где мы с Антониной предлагаем совершенно различные интерпретации, вплоть до радикально противоположных взглядов. Антонина считает, что это история о любви, а я утверждаю, что любви, равно как и отношений с другим, здесь нет вовсе, но от этого, как мне кажется, обсуждение получилось только интереснее.

У нас было несколько съемочных дней, сначала отсняли мой вариант, а потом ждали сезон цветения нимфей. Антонина настояла на том, чтобы это были настоящие нимфеи: тогда я предложила, чтобы они действительно были живыми. Мы заказали кусты нимфей сорта тубероза «Ричардсона» с огромными листьями и корнями в глине из питомника, которые несколько дней жили в моей ванной, пока раскроются, ведь цветет этот удивительной красоты цветок всего 2 дня и в определенное время и обладает удивительно тонким ароматом. Эти два съемочных дня сложно забыть: квартира реально пропахла болотом из-за новых жителей, я страдала жуткой мигренью, из колонок звучал джаз: «Хлоя» в исполнении Дюка Эллингтона. У нас есть кадры с пьянокотейлем – одна из находок Виана – пианино, при игре на котором готовится алкогольный коктейль, соответствующий настроению исполняемой музыки. Нимфея прорастала и торжествовала – у Хлои не было никаких шансов на выздоровление, напротив, она наслаждалась поглощением смертоносными цветами.
После съемки мы высадили куст нимфеи в озеро и нарекли ее Хлоей. Она принялась и разрослась, все лето радовала нас новыми цветами, она обрела себя по другую сторону этого мира, оставшись вечной невестой под покровительством Наяды.

Интересно, что в книге и фильме обезумевший Колен после смерти Хлои охотится за нимфеей в болоте и пытается ее убить, но и здесь терпит поражение. Для финальной части перформанса мы привлекли мужчину, который, в отличие от героя, осуществил этот переход нимфеи под воду. Кстати, посадка нимфей очень непростое дело, ведь их нужно высаживать в землю под водой на глубине не меньше метра.

Согласна, что цветущая Хлоя полна и избыточна, и ее единственное желание встречи со смертью направлено на опустошение, на поиск той самой нехватки, с помощью которой и организован женский субъект. И здесь мне видится определённая ловушка, ловушка для читательского взгляда, причём на разных уровнях. В случае героини – это улавливание другого мира, потусторонний опыт, так как пришла она сюда с миссией «не быть». Концептуально же – ты создаёшь в своей книге некий женский портрет, функция которого, несмотря на сложные, но важные отношения с другим, состоит в движении исключительно к пустоте, в исследовании собственной расщепленности. Именно поэтому я считаю твою «Болонку» отличной от актуальной феминистической повестки. В завершение разговора спрошу в духе той же ловушки: так ли принципиален для тебя был в этой работе гендер? Может ли «болонка» лишиться своего женского статуса?

Понимаю, к чему ты ведешь. Казалось бы, очевидно то, что книга посвящена женскому субъекту, и я подчеркиваю, что именно субъекту в аналитическом понимании этого слова. А мы знаем, что за этим может стоять. Женского статуса можно лишиться, изначально будучи нацеленной на позицию «любящей», а не «любимой», чем обычно характеризуется женская позиция, представляющая собой ускользающий частичный объект – он же объект-причина желания, маленький объект а в лакановской терминологии.

Героини, которые попадают в мою оптику, изначально были «стопроцентными женщинами». Кто это, как не маленькая белоснежная болонка, являющаяся придатком, продолжением другого, всецело принадлежащая своему господину? Но по разным причинам эта «болонка» оказывается в месте отброса, что является обратной стороной… нет, не патриархального мира, о чем заявили бы феминистки, а мира раба и господина. Гендер тут не имеет значения. Но освоившись в новом месте абсолютного одиночества и пустоты, куда врывается Реальное и сильно влечение смерти, «болонка» обнаруживает нехватку, причину желания в себе – и расщепляется. Здесь появляется субъект как таковой. Можно сказать, что вместе с «болонкой» умирает гендер. Но появляется новый тип женской субъектности, включающий в себя не мужскую, но отцовскую позицию. Это не значит, что женщина навсегда выходит из отношений «любящий-любимый», но предложить себя в качестве лишь объекта-причины желания ее уже вряд ли удовлетворит.

Является ли эта стратегия прерогативой исключительно женского субъекта? Нет. Мужской субъект проходит похожий путь, но в нем невозможно обойтись без нехватки, вход в которую открывает женское наслаждение.

Думаю, на «женском наслаждении» стоит на сей раз остановиться. И продолжить, когда выйдет новая книга.